думаю поняли почему будет такая фотография)))
читать дальше
MakSим
Узнай меня в толпе
Мама открыла ящик комода и достала оттуда несколько фотографий. С пожелтевших снимков на меня смотрел толстощекий карапуз важно выставляя ладошку с шестью пальцами. Это была я - Марина Максимова трех месяцев от роду
Она не собиралась мне говорить, что я родилась не такая, как все: думала - буду комплексовать. Но в пять лет услышала во дворе загадочную фразу "родился в рубашке" и, вернувшись домой, спросила, что это значит.
-"Родиться в рубашке" - быть счастливым.
- А я в рубашке родилась?
- Не совсем хотя...
И мама решилась.
Когда ей в палату принесли младенца с двумя большими пальцами на левой руке, она испугалась: " Кто ж её такую замуж возьмёт?" Но врач успокоил, сказал, что Бог, если хочет послать испытание ребенку, лишает его чего то, а тут даже лишнего дал, так что девочка должна быть счастливой.
Помню после этого рассказа я, глядя на шрам подумала: "Жалко что пальчик отрезали, сейчас бы могла показывать двойную фигу!"
А потом мама произнесла фразу, которая определила мою судьбу: "после операции врачи предупредили, что ты никогда не сможешь заниматься музыкой, точнее играть на пианино".
Не знаю, какое слово больше меня впечатлило: "никогда", "музыка" или "пианино". Но в тот вечер я сказала маме: "Отдай меня в музыкальную школу".
РОсла я неугомонной. И несмотря на заверение врача о счастье, меня преследовали разные беды и напасти. Непеременно всё роняла и крушила. С трудом вписывалась в дверные проёмы, руки ноги вечно были в синяках и царапинах. В два года я налетела на стол и сильно ударилась лбом - шрам до сих пор остался. Во дворе меня так и звали "девочка-авария"
Воспитатели в детском саду поэтому меня очень не любили. А еще из-за того, что я как воздушный шарик, постоянно куданибудь улетучивалась. Уже тогда не терпела над собой насилия. Не могла понять, почему меня хватают и тянут туда, куда не хочу. При этом не ныла, не скандалила, просто выбирала удобный момент и исчезала. На прогулках с меня не спускали глаз и водили за руку.
Мама работала в том же саду только в соседней группе. "Мою -то как любят", - умилялась она, глядя как группа детей выходит на прогулку вереницей держась за веревочку с колечками, а её дочь шагает рядом с воспитателем. Мама была убеждена, что у неё идеальный ребенок.
Вот такая она у меня наивная.....
......
Родители поженились, когда отец пришел из армии. Вскоре родился мой старший брат Максим, а через три года на свет появилась я.
............
У отца ко мне была какая то сумашедшая нежность. Он и сейчас продолжает считать, что я всегда права. Могу ему позвонить и сказать: "Пап, я решила сделать то-то и то-то". Он говорит: "молодец, правильно". Проходит время - и мои планы меняются, потому что в голове до сих пор ветер ( наверное, это уже не лечится). Так вот, иногда через полчаса звоню и говорю: "Пап, я передумала, буду действовать совсем по другому".
Он тут же поддерживает "Правильно, дочка, вот это ты здорово решила!"
С братом - другая ситуация. Хотя Максим рос абсолютно спокойным и рассудительным мальчиком отец относился к нему жестче. Наверное потому, что уже тогда считал его мужчиной, будущим главой семьи, добытчиком. Папины труды не пропали даром. Максим, в отличие от меня, довольно быстро остепенился и завел семью У него растет замечательный сын - Леня. Мы с братом очень разные, но это не мешает нам любить друг друга.
Мама рассказывала: когда меня совсем маленькой купали, Максим вставал рядом на стул и, чтобы я не плакала пел песни. Моим любимым хитом в его исполнении была русская народная песня "Как на нашем на лугу стоит чашка творогу".
Соседи удивлялись: как же так, брат с сестрой - и никогда не ссорятся? А мы и правда не ссорились и старались не расставаться. Словно одно целое.
Едва я научилась ходить, брат стал брать меня с собой гулять. Друзья величали его Макс, а меня вечное к нему приложение - Максим. Потом это прозвище стало моим творческим псевдонимом.
В 6 лет мама отвела Макса в секцию карате. Спорт, как известно, делает ребенка спокойнее и увереннее. Видя, как благотворно сказываются занятия на Максе, она решила и меня куда нибудь определить. В конце концов выбрала танцы. Я посетила 2 занятия, поняла, что скучно, и пошла в секцию брата. Кружки располагались в одном здании, и родители полгода не подозревали, за что отдают деньги: я уже пояс получила, а они наивно продолжали думать, что у них растет будущая балерина.
Помню, как мы первый раз поехали в спортивный лагерь. Меня, естес
твенно, поселили в палату с девочками, но тренироваться я старалась с мальчишками. "Это моя сестренка" гордо говорил брат, когда я вместе с ребятами ныряла в ледяную глубину Голубого озера. В нем были источники, и поэтому даже летом температура воды не поднималась выше 2 градусов.
Сенсею, учителю нашему, всё это не очень нравилось: "Хочешь быть с ребятами - тогда беги, как они, семь километров, а не три как девченки".
И я бежала, правда, последние метры мальчишки, как правило, тащили меня на себе. И на кулаках
по полночи стояла. Спортивный лагерь - как детская армия: каждую повинность надо отрабатывать. Я была готова ко всему, потому что собиралась в дальнейшем спасать мир. Правда от чего именно - не знала, но твердо была убеждена, что стану как минимум русским солдатом Джейн. Эта моя мечта пока не сбылась.Но благодаря тренировкам я стала работоспособнее, выносливее и спокойнее. Только вот в дверные проёмы так и не научилась вписываться.....
А с музыкальной школой связаны совсем другие воспоминания.
У меня была очень строгая преподавательница по фортепьяно. Если я запнуласьили не ту ноту сыграла, она сразу же била по рукам или по спине. Я молчала, думала, что так у них музыкантов принято , начиная тихо ненавидеть музыку. У этих школ есть извечная проблема. Педагоги считают, что готовят учеников в консерваторию или как минимум в музыкальное училище. И забывают, что главная задача - научить ребенка понимать музыку. У них же получается совсем наоборот. Слава богу, мама однажды зашла на урок, увидела всё своими глазами и попросила перевести меня к другому педагогу. По рукам больше не били, но я не помню, чтобы в музыкальной школе мне было так уж интересно. Хотя признаю: благодаря именно этому учебному заведению я научилась превращать ноты в мелодию и стала ездить на музыкальные конкурсы. Так что, несмотря ни на что, спасибо тебе, музыкальная школа!
Песенные смотры я обожала. Участвовала в них лет с восьми. Там было всегда шумно и весело. К тому же их проводили утром, во время школьных занятий. А я терпеть не могла математику, и когда намечалась контрольная, сразу старалась отправиться защищать честь школы на очередной районный конкурс. Часто привозила призы, и прогулы мои прощались.
И вот на одном из конкурсов ко мне подошли известные в Казани музыканты:
— Мы решили заняться новым проектом, ищем юного артиста. Нам кажется, в тебе что-то есть. Короче, согласна попробовать?
— Конечно! — не задумываясь, ответила я. Хотя еще училась в десятом классе, работать мне очень хотелось. Но тут возникли сложности. Поскольку я была несовершеннолетней, контракт должны были подписать родители. А мама с папой, напуганные разными историями (увезут ребенка на гастроли за границу — и поминай как звали!), ни в какую не соглашались. Потом все-таки сдались. Мне же сказали: «Раз ты теперь будешь работать, обеспечивай себя сама! Мы тебе денег на обеды и на жвачку давать не будем!» — в надежде на то, что я проголодаюсь и вернусь к нормальной детской жизни. Но не тут-то было.
По первому своему в жизни контракту я проработала недолго. От успехов у меня началась звездная болезнь. Я казалась себе самобытной и неотразимой. Потому и вела себя соответствующим образом. Приезжали мы с музыкантами в сельский клуб, и я прямо с порога начинала возмущаться: «Какой ужас, что за отстой? Не могу в таком месте выступать!» Ходила задрав нос и на всех фыркала. В работе не терпела возражений. Когда мой продюсер и аранжировщик песен Михаил Кормишин говорил: «Мариночка, здесь надо петь по-другому», я резко отвечала: «Только так и никак иначе». В итоге растеряла кучу замечательных людей, хорошо что со многими из них отношения впоследствии наладились. В общем, я тогда выпендривалась, хотя пела не так чтобы очень. И сейчас не мню себя певицей, скорее, я — автор-исполнитель.Бедный Миша, чтобы хоть как-то образумить меня, даже с родителями разговаривал. Но все усилия были тщетны. Постепенно мы с продюсерами пришли к выводу, что нам лучше мирно расстаться. И как раз в тот период я встретила свою первую любовь.
Была весна. Уже цвела сирень. Я шла в звукозаписывающую студию, и ничто не предвещало особенного дня.
Вот знакомая дверь, ступеньки... Поднимаюсь и вижу: на лестнице, небрежно облокотившись на перила, стоит очень странный человек. Зеленые гриндерсы, широченные рэперские штаны, желтые очки, в ухе — огромная сережка. «Как же он так ходит?» — думаю. В Казани в то время все молодые люди выглядели одинаково: бритый затылок, треники, шапочка, руки в карманах. А тех, кто сильно выделялся, били, причем жестоко. Но больше всего меня поразил его взгляд — такой невозмутимый, я бы даже сказала пофигистский.
— Ты Максимова? — спросил незнакомец.
-Да.
— Мне сказали тебя встретить.
— А вас как зовут?
— Шульц.
— Как-как? — тут он мне вообще инопланетянином показался.
Мы поднялись в студию, где познакомились поближе. Оказалось, у него есть вполне человеческие имя и фамилия — Андрей Сорокин. Он вокалист и руководитель техногруппы «Винни-Пух». Шульц же — творческий псевдоним. Он десять лет жил и работал в Москве, а потом вернулся домой — у мамы начались проблемы со здоровьем.
Андрей сразу стал ко мне относиться по-доброму как к ребенку, наверное потому,что был значительно старше. Помню, в день нашего знакомства он все удивлялся:
— Господи, как тебя родители отпускают! Сколько тебе вообще лет?
Кормишин тогда предложил:
— А ты проводи Максимку,тем более, что живете рядом.
Андрей встречал меня обычно на остановке, мы caдились в автобус и ехали в студию или на концерт в клуб. На полпути общественный транспорт, как правило, ломался, и дальше мы шли пешком. Добирались с большим опозданием, потому что Андрей мог заговорить на улице с каким-нибудь прохожим, и ровно через пять минут вокруг нас собиралась толпа. Казалось, что Шульца знает весь город. Даже «честь и гордость» Казани, бритоголовые юноши в тренировочных штанах, здоровались с ним с неподдельным уважением.
«Он все-таки какой-то необыкновенный», — думала я. Рядом с Андреем было спокойно, интересно и весело. Он мне даже снился. Наверное, я уже тогда была влюблена в него, хотя об этом не подозревала.Поскольку никакого опыта в любви у меня не было.
К окончанию школы, может быть, только я и моя подружка Алсу были в классе девственницами, остальные давно встречались со взрослыми парнями. Мы как-то задержались, хотя были яркими девчонками и страшными разгильдяйками. Алсу была очень талантливой девочкой. Например, она на перемене могла написать мой портрет, который от оригинала и не отличишь. Алсу, как и я, часто прогуливала уроки, а потом приходила и сочинение на полтетради писала, да еще в стихах и от лица главного героя. В конце обычно подписывалась: «целую, ваша Татьяна» или «ваш Чацкий». Конечно, эти произведения потом читали на всю школу, а Алсу сильно переживала и ненавидела за это учителей.
Мы до сих пор дружим, хотя дороги наши разошлись. Будучи человеком талантливым, Алсу, тем не менее, на сцену прорываться или доказывать что-то себе и другим не хотела. У нее появился мальчик, и на этом она успокоилась.
Каждый из нас сделал свой выбор. Может быть, права Алсу, время покажет. Но я всегда мечтала о другом. Не то чтобы стремилась стать звездой, просто хотела петь, танцевать, делать то, что люблю и умею, а перспектива тихой семейной жизни, пусть и с любимым человеком, меня не прельщала. Скорее, пугала.
Мальчишки для меня были прежде всего друзьями. Мне, конечно, нравились ребята, но это было как-то очень весело и по-детски: песни под гитару, шутки, телефонные звонки... Я и Шульца воспринимала лишь как друга. Но однажды вечером поняла, что это не так.
Приезжаю на концерт в ночной клуб и вижу — Андрей разговаривает с какой-то девушкой.
— Максюш, познакомься, это моя жена Яна. Она учится в Москве, приехала на каникулы.
— Очень приятно...
Андрей шутил, рассказывал анекдоты, но я уже его не слышала. Яна была очень красивой: длинные черные волосы, большие яркие глаза, ни грамма косметики. Она оказалась удивительно нежным и умным человеком. Я стояла перед ней и чувствовала себя гадким утенком: сильно накрашенная, в сценическом костюме.
Макияж я вообще не люблю и делаю его только для работы. В тот вечер я краску просто возненавидела. Хотелось броситься в туалет, засунуть голову под кран и все смыть.
Я проделала это позже, после концерта. В своей ванной. А потом посмотрела на себя в зеркало и поняла, что люблю. И что впервые в жизни мне по-настоящему хочется плакать.
Рассказать Андрею о своих чувствах я не могла. Он был несвободен, а для меня женатый мужчина — запретная тема. Но и справиться с этой любовью тоже не получалось. Начала совершать какие-то безумные поступки. Узнавала место и время выступлений Шульца, надевала все черное, чтобы быть незаметной, брала с собой подружку, окольными путями добиралась до клуба и наблюдала из-за угла, как он поет, кому, с кем танцует...
А дома открывала тетрадку и перечитывала свои стихи. Мне не давали покоя «Трудный возраст» и «Чужой». Эти песни я сочинила еще до встречи с Шульцем. Но вышло так, что они превратились в сценарий моей теперешней жизни. Я словно напророчила свою любовь:
Твой взгляд и голос твой
Зачем-то не со мной,
Бог слышит стон мой,
А в ответ эхо: «Чужой».
Первую свою песню я сочинила в семь лет. Про войну.Помню строчки: «И тот солдат в траву упал, /на груди рыдает мать, /просит встать». Откуда они взялись в голове ребенка — не знаю. Наверное, виноват телевизор. В детстве я любила смотреть обществен но-публицистические передачи. Песни про Афганистан и Чечню, жуткие рассказы про войну меня, как будущего солдата Джейн, интересовали гораздо больше, чем сказки и куклы. Как ни странно, эта моя первая и единственная пока военно-патриотическая баллада стала популярной. Сначала я пела ее во дворе, а потом смотрю — и другие ребята начали горланить под гитару.Зачем-то не со мной,
Бог слышит стон мой,
А в ответ эхо: «Чужой».
Второе мое произведение было про отношения матери и дочки. Но не мои и моей мамы. Я написала песню от лица некой взрослой женщины. Услышала где-то душещипательную историю, и хоп! — получилась песня.
Строки и музыка рождались легко, наверное потому, что никто мне насильно не прививал любовь к искусству и не объяснял, что творчеству обязательно должны сопутствовать муки. Я думала, что писать стихи — это обычное дело. И так же быстро, как писала свои, учила чужие. Зачитывалась Цветаевой, Ахматовой... Однажды в школе нам задали выучить стихотворение Маяковского про солнце: «Светить всегда, светить везде...» Оно меня настолько впечатлило, что, закрыв книгу, я повторила его наизусть без запинки.
Песен накапливалось все больше. Вечерами я пропадала в студии, а днем, после школы, разносила свои диски по разным музыкальным инстанциям. Как-то пришла на довольно известное в нашем городе «Бим-радио». Там сидела крупная тетенька, редактор Таня. На мне было белое платьице, а на голове — две шишки из волос.
— Здравствуйте! Я пишу лирические песни. Послушайте, пожалуйста.
— Давай мини-диск, деточка, — ответила тетя Таня и прямо при мне стала слушать. Самое сильное впечатление на нее произвела песня «Чужой», особенно слова «любимый мой, чужой, я буду твоей рабой».
— Маленький! Ты откуда, про кого ты поешь?! — чуть не прослезилась она и сразу три песни взяла в ротацию на радио.
Одновременно я решила заняться сольной карьерой, хотя училась еще в десятом классе. К этому времени я была сама себе продюсер и режиссер. Набрала коллектив танцоров и музыкантов, и начались мои мучительные встречи с представителями шоу-бизнеса. От звездного недуга не осталось и следа. Я поняла, что выступление — это не только творчество, это целые горы бумаги и переговоры, переговоры, переговоры...
Работая в Казани, я поменяла восемь танцевальных коллективов. Потому что у одной девушки вдруг неожиданно наступает беременность, другую мама не отпускает, у третьей еще что-нибудь... В результате ты не можешь подписать ни один контракт.
Но справляться со всей этой рутиной в одиночку, без продюсеров, мне все равно было проще. Потому что я лидер по натуре, и никуда от этого не денешься.
А Шульц? Он был по-прежнему рядом. Мы работали в одной студии, он записывал свои песни, я — свои. Но Андрей часто оставался, чтобы мне помочь. Он меня тогда очень поддерживал.
Однажды мы встретились в клубе, Шульц был без жены.
— Яна опять уехала в Москву? — спросила я.
— Нет, мы расстались. Не получается у нас с ней...
— Что-что?! — меня такая жуть охватила: может быть, это из-за меня? Из-за моих тайных мыслей?
«Я этого не хотела!» — чуть не вырвалось у меня. И это была правда: мне нравилась Яна, они с Шульцем были прекрасной парой, и я практически убедила себя, что уже не так влюблена в Андрея.
Так что известию этому я совсем не обрадовалась. Но от любви не убежишь.
...Все произошло у него дома. Незадолго до той ночи он у меня спросил, была ли я когда-нибудь с мужчиной. Я честно ответила: «Нет». На следующий день встретила Шульца с друзьями, он всех звал в клуб потусить, ко мне же повернулся и сказал: «А деткам пора спать». Меня это, конечно, задело. Когда я узнала, что он свободен, решила: пришло мое время расстаться с детством.
Я была в этом уверена и абсолютно ко всему готова. А вот он, конечно, был не уверен и ни к чему не готов. Мне кажется, он вообще не думал, что это между нами произойдет. Я сама к Шульцу пристала и, что называется, «все сделала сама». Чувствовала себя победительницей!
Андрей пошел меня провожать, мы шли, взявшись за руки, и почти все время молчали. Уже возле дома я спросила:
— Когда вы с Яной решили расстаться?
И тут он сказал:
— Она еще об этом не знает.
Как описать, что я испытала? Шок, стыд, ужас... Оказалось, Яна просто уехала в Москву сдавать сессию.
Потом они все-таки расстались, но по телефону. Андрей, видимо, для себя давно уже все решил. Не знаю, была ли я причиной их разрыва. Андрей мне никогда об этом не говорил. Возможно, он просто не хотел, чтобы я чувствовала себя виноватой...
Мы начали встречаться. Мои родители отнеслись к нашему союзу спокойно. «Подумаешь, что внешне странный, зато старше — плохому не
научит», — примерно так они рассуждали.
И вот однажды Шульц в своих широких штанах, с сережкой в ухе и с каким-то букетом пришел к нам домой и сказал:
— Светлана Викторовна! Я вашу дочь забираю.
— Ну ладно, — спокойно ответила мама.
И мы ушли. Потом брат мне рассказывал: «Я сижу в зале со своей девушкой, заходит мама и говорит:
— Максим, я чего-то не поняла. Он ее куда увел?
— Замуж.
— Как это?!
И в панике кинулась звонить отцу на работу: «Наша дочь!..»
На следующее утро родители были у нас.
— Андрей, какие у вас планы на будущее? — спрашивал папа.
— Ну, я же пытался вчера все сказать, — оправдывался Шульц.
— Ну ладно, только ведь ей надо школу закончить!
— Закончит! Я лично буду проверять дневник.
В общем, родители сначала очень переживали за меня. Но потом даже обрадовались. Мама думала: рожу ребенка, успокоюсь, не будет этих дурацких разъездов, постоянных гастролей. И Андрей ей очень нравился. Было видно, что он меня любит и относится ко мне ответственно.
Шульц и правда был замечательным. Такой обходительный и нежный, несмотря на то, что по жизни разгильдяй. Он сразу же стал прививать мне вкус к хорошей музыке. Не помню, чтобы у нас просто работал телевизор, все время по видео крутили концерты великих исполнителей и музыкантов. Андрей говорил: «А вот здесь послушай, как сделано! Учись!» Перед сном он читал мне «Маленького принца» Экзюпери или пел колыбельные под гитару Мы старались не расставаться, даже в магазин вместе ходили. И страшного слова «быт» в наших отношениях не было. Мне это очень нравилось. Жили мы весело и счастливо. Но, к сожалению, не очень долго.
Я была увлечена работой, постоянно ездила на гастроли, и со временем Шульца это стало раздражать.— Чтобы не расставаться, давай работать вместе. Начнем петь дуэтом, — предложил он.
— Давай, — безропотно согласилась я, хотя понимала, что из этого вряд ли что-то получится.
Я по натуре лидер. И Андрей тоже. К тому же собственник. Ему не нравилось, что я выхожу на сцену в короткой юбке. Или что ко мне подходят после концерта какие-то парни и говорят: «Молодец, хорошо спела!» Ему это казалось ухаживанием, а если, не дай бог, я на кого-то не так посмотрела, то это все равно что измена и скандал обеспечен. «Зачем вообще ты этим занимаешься? Я хочу, чтобы ты сидела дома, развивалась интеллектуально и воспитывала детей», — твердил Андрей.
Я любила его и честно по¬пробовала изменить жизнь и себя. После школы поступила в Казанский университет на факультет пиара, перестала выступать, торчала дома, читала умные книжки. Но долго не выдержала. У меня было ощущение, что я задыхаюсь, просто не могу так жить. Не мо-гу! Сцена для меня — как для других наркотик.
И я поняла, что прожить жизнь с Андреем мне не суждено. Пройдет время, не важно много или мало, и мы расстанемся, несмотря на то, что я его люблю. Просто музыку и свободу я люблю больше.
У нас начался долгий и мучительный процесс расставания. Именно тогда я написала песню «Знаешь ли ты». Она о том, как сложно сказать человеку «прощай», если любишь. Сказать первой, прямо в лицо.
Я долго готовилась к разговору, но не смогла. Струсила. Предательски сбежала ночью, когда он спал. Андрей звонил, просил вернуться, приходил домой, с мамой моей разговаривал. Я продержалась три дня, а потом все-таки вернулась. Пришла и увидела настоящий притон. Какие-то пьяные люди снуют, вся квартира вверх дном, а Андрей лежит в углу еле живой. Я поняла, что он вообще без меня не сможет. И решила остаться. Но ничего не изменилось, и я снова сбежала. Уже в Москву. В сумке я везла фотографию Шульца. В столице я раньше никогда не бывала. Но Андрей мне часто рассказывал, как с друзьями снимал квартиру в Перово. Как они хранили деньги в коробке из-под обуви, как ели макароны без всего, даже без масла, какие у них были девчонки. Как «зажигали» на своих концертах. После этих рассказов Москва казалась мне родным городом. Первый раз со мной отправился папа. Он все понимал и не мучил меня расспросами. Потом выяснилось, что папа, который всегда делал вид, что он как бы не в курсе наших ссор, приходил к Андрею и они вместе думали, что со мной, такой неугомонной, делать. Папа повез меня к своей сестре, она жила в Дмитрове. Незадолго же до нашего отъезда он познакомился с людьми, которые хотели обосноваться в Казани. В Москве у них якобы была квартира. Папа предложил новым знакомым дружеский обмен:
— Живите пока в квартире, которую я купил для сына, а когда моя дочь поедет в Москву, то поселится у вас.
— Не вопрос, — ответили они и вручили ключи.
В Дмитрове папа сказал сестре:
— Я должен ехать обратно. А ты съезди с Мариной завтра вот по этому адресу.Но я поехала одна, и пока разобралась, что такое метро, стемнело. Хотела вернуться, но опоздала на последнюю электричку. Помню первую свою ночь на Казанском вокзале. Кругом цыгане, бомжи, а я лежу на лавке и думаю: «Боже, какая я счастливая!» Всегда была под присмотром родителей, брата, потом Андрея. А теперь абсолютно свободна. Могу идти куда хочу, могу купить что понравится, сотворить что угодно. Улечься, например, прямо на перроне, и никто мне ниче¬го не скажет!
На следующий день я все-таки нашла дом по указанному адресу. Это оказалось жуткое строение с выбитыми окнами и практически без дверей. В одной из комнат бомжеватого вида граждане пили водку, с аппетитом закусывая ее соленым огурцом. До сих пор помню адрес: улица Ореховая, 20А.
Я испугалась, не знала, что мне теперь делать, и позвонила Шульцу. Он примчался на следующее утро, взял меня за шкирку и увез обратно в Казань. Мы еще какое-то время прожили вместе, но ничего хорошего из этого не вышло. Постоянно ссорились, и в одну из размолвок я прямо в тапочках сбежала к родителям. На следующий день села в московский поезд.
Родителям наврала, что живу у тети в Дмитрове, сама же тусовалась на Казанском вокзале, который стал для меня как дом родной. Там было круглосуточное кафе — три столика, а напротив женский туалет. Я садилась, покупала пельмени, когда проходили милиционеры — пряталась в дамской комнате. А ночь наступит, в толпе затеряешься и спишь на лавке. Однажды мой ночной покой оберегал весьма милый бомж. Если ко мне подходили сомнительные граждане и терлись около сумки, он громко кашлял: «Кх-кх!» — и я просыпалась. Бомж и не догадывался, что мы с ним практически коллеги. Думал, я маму встречаю, наверное.
Днем ездила по городу, изучала метро. Возила свои диски в разные компании и пела в подземных переходах вместе с музыкантами, с которыми познакомилась на улице. Помню, подошла к нам раз женщина и начала возмущаться:
— Молодые, здоровые, и не можете зарабатывать, как все нормальные люди?!
Меня ее речь страшно возмутила:
— А мы что делаем, по-вашему? Просто так, что ли, тут стоим? Как раз и зарабатываем.
И вот однажды на вокзале я встретила знакомую по Казани танцовщицу. Маргоша давно жила в Москве и периодически ездила домой. «Ты чего здесь?» — спрашивает. Ну, я вкратце рассказала. Она говорит: «Я одна живу, давай, ты у меня останешься, пока квартиру не найдешь». Я, конечно, отказываться не стала.
Маргоша встречалась с солидным мужчиной. И я обратилась к нему с просьбой:
— Если будет где работа нормальная, скажи...
— Что значит «нормальная»? — переспросил он.
— Ну, в какой-нибудь группе хорошей или на телевидении...
И тогда он мне все доходчиво объяснил.
— На телевидении?! Ты что думала: звезда приехала? Тебя все ждут? Да ты тут ноль без палочки!
Он был абсолютно прав. Зря говорят, что нужно добиться успеха в провинции, а потом уже ехать покорять Москву. Здесь все приходится начинать заново. Дома ты можешь быть самой лучшей певицей, а в столице — никем.
Моя первая официальная работа была «девочка-пепси» в развлекательном центре на «Тульской». Желтая пресса потом писала, что меня там постоянно кто-то снимал. Бред. Наверное, авторы думали, что я в сексуальных нарядах щеголяла, а на мне был балахон в виде банки, из которого только руки торчали.
На «Тульской» я проработала месяц и все время бегала на кастинги в различные музыкальные группы. Вскоре меня взяли в малобюджетный проект «Джей-Пауэр». Но не потому, что я супер-пупер-танцорка, просто у меня был какой-то опыт, пусть и «самотальный», в постановке танцев. Плюс двигалась неплохо. И стоила как профессионал недорого.
Потом мне позвонили из компании «Новое время» и говорят: «Послушай, пожалуйста, материал группы «Губы». Я посмотрела, каких девушек они набирают. Назвали бы тогда просто и откровенно — «Секс». Но «Губы» — это же ужас! Оказалось, что петь эти девушки вообще не умеют. Но сами песни были неплохие, добрые такие. Например «Дорога домой», про школу. И я согласилась записать с ними альбом, исключительно ради денег. У нас была договоренность, что девочки гастролируют и поют под мою фонограмму. Может, я съездила пару раз на гастроли, но в газетах теперь пишут, что я гастролировала с ними по городам и весям! Полная ерунда! Я вообще не люблю, когда на мне зарабатывают, особенно те, кто ничегошеньки для меня не сделал.
Я сняла комнату на «Академической» и по-прежнему пыталась куда-нибудь пристроить свои записи. Но тщетно. От безысходности началась депрессия.
В Казань я, конечно, не вернулась. Но решила сменить профессию. На скопленные деньги купила строгий костюм и устроилась в страховую компанию.
На новом месте мне было невыносимо скучно, но денег я зарабатывала в два раза больше, чем на сцене, и поэтому сознательно внушала себе всякие глупости: «Музыка — несерьезная профессия. Вот страховой агент — это звучит гордо!» Но однажды вышла на улицу во время обеденного перерыва и больше в офис не вернулась Ну не могу я жить обычной жизнью! Как с самого начала повелось, так и продолжается. Бог при рождении дал вроде бы больше, чем другим, а что получилось? «Девочка-авария» с шестью пальцами? И ничего я с собой поделать не могу, да если честно, и не хочу...
Мои песни тем временем жили своей отдельной жизнью. Какими-то путями они проникали в Интернет, появлялись на пиратских дисках, их уже начали исполнять в подворотнях! В общем, получилось так, что сначала стали популярными песни, а потом уже я сама.
Для небольших компаний я стала довольно лакомым кусочком. Девочка со своим репертуаром, с кое-каким представлением о шоу-бизнесе, самостоятельная и рвущаяся работать. И через какое-то время у меня накопилось много предложений, но ни одно из них не устраивало. Для себя решила: лучше буду петь в переходах, чем позволю себе пойти в кабалу к какому-нибудь продюсеру. Поэтому, покинув страховую компанию, я снова стала обивать пороги звукозаписывающих студий. Как-то пришла в музыкальную компанию «АРС».
Помню, было поздно, шел дождь. На проходной мирно похрапывал охранник. Прошмыгнув мимо него, я отправилась искать дверь с табличкой «Генеральный директор». Мне повезло, Вадим Ботнарюк был на месте.
— Послушайте мои демозаписи, — говорю.
— Хорошо, завтра.
Но я была уже девушка опытная, знала, как обычно бывает: уберут кассету в ящик и забудут. Стала настаивать. Ботнарюк меня, промокшую, пожалел, поставил диск. По¬слушал и говорит: «Приходи завтра».
Я, конечно, пришла, точнее примчалась.
Мне по жизни везет на хо¬роших людей. Не было бы их, не было бы, наверное, и меня. Я же «девушка-авария». В кабинете Ботнарюка я выступила по полной программе: вылила на себя горячий чай, а потом во время важных переговоров попыталась выйти через закрытую стеклянную дверь... «Господи, да как же тебя мама такую отпустила?!» — удивлялся Вадим Маркович.
Он меня многому научил, помогал разбираться в тонкостях шоу-бизнеса, например в контрактах.
Я узнала, что, как правило, контракт ни к чему работодателя не обязывает. Это одностороннее обещание артиста, что он будет работать и зарабатывать для компании деньги. Обязанности другой стороны в документе прописываются весьма смутно: компания должна делать все для продвижения артиста. А что конкретно — непонятно. Музыкальные фирмы особенно любят заключать контракты с девочками. Потому что каждая из них рано или поздно найдет спонсора, который вложит в нее деньги. И когда она станет хоть немного популярной, ей позвонят люди, с которыми она заключала контракт, и скажут: «Заработала — отдай!»
Вадим Маркович объяснял, какие контракты можно подписывать, а какие нет. Именно он привел меня в звукозаписывающий гигант «Гала Рекордз». На ту встречу помимо дисков я прихватила с собой любительскую видеозапись концерта, который проходил в Питере. Я, девушка с дредами и в какой-то безумной юбке, вышла тогда на сцену со своей песней «Трудный возраст», и вдруг пятнадцать тысяч зрителей вместе со мной запели:
А помнишь небо,
Помнишь сны о молчаньи
Юное тело
В голубом одеяле.
При этом обо мне ничего еще не было известно. Менеджеров из «Гала Рекордз» явно подкупило, что люди без всякого пиара знают мои песни, и контракт был подписан.Помнишь сны о молчаньи
Юное тело
В голубом одеяле.
К сожалению, Вадима Марковича уже нет в живых, его убили какие-то подонки. Напали возле подъезда, ограбили и жестоко избили. Он умер в больнице. Когда произошла трагедия, я была далеко от Москвы, на Бали. Мне позвонили только в день похорон — в «Гала Рекордз» не знали, что мы давно знакомы, для лейбла он был человеком, который просто привел меня в компанию и заработал на подписанном контракте какие-то деньги.
Вскоре после его гибели в желтой прессе появилась заметка под названием «Темное прошлое МакSим». В этой статье какие-то люди, с которыми я даже не знакома, утверждали, что они из шоу-бизнеса, в подробностях рассказывали, как я им отдавалась за семь рублей. А потом, коварная хищница, променяла их на продюсера Ботнарюка, выпила из него все соки, тоже, естественно, бросила и даже не пришла на похороны. Когда я весь этот бред прочитала, от растерянности не знала, что делать: плакать или смеяться?
Миша Кормишин звонил, успокаивал: «Ты, главное, не переживай. Никто не верит».
Коллеги говорили: «Любая статья хороша, кроме некролога». Но легче от этого не становится. Вадим Маркович был мне как отец! Я выросла в жестком городе Казани и считаю, что человек, если он врет, должен за свои слова отвечать. Меня так научили. Мои менеджеры выяснили, что это за люди. Оказалось, они все-таки имеют к шоу-бизнесу какое-то отношение, хотя некоторые из них в прошлом уголовники со стажем. Видимо, решили таким образом привлечь к себе внимание. Почему для этого выбрали именно меня — не знаю. И знать не хочу. Компания подала на проходимцев в суд, пусть с ними там разбираются.
Когда я оказалась в «Гала Рекордз», первое, с чего они начали, — кардинально изменили мой облик. Разукрасили всю: кудри, ресницы. Получилась вообще не я. Настолько далеко! Я же «девушка-авария», а не кукла Барби! Помню, когда делали клип на песню «Нежность», я себя просто ненавидела. Звонила Александру Блинову, генеральному директору, и слезно умоляла снять с меня все это. А он говорил: «Ты что! Это же прекрасно, чудесно!»
Ну, сняли клип, думала: все, прощай, кудряшки. Однако поняла, что снова стать собой так быстро не смогу, не зря говорят: имидж — великая сила. Но надеюсь, я все-таки сильнее...
Мои первые диски разошлись огромными тиражами, и полученные деньги я начала вкладывать в постановку клипов. Так же, как когда-то, будучи еще никому не известной певицей из Казани, вкалывала на подмостках второсортных клубов за четыреста рублей и все их тратила на сценические костюмы и аренду зала для репетиций.
Я наконец-то много работала и была от этого счастлива. Но в какой-то момент поняла, что устала быть одна. Очень захотелось снова влюбиться, как тогда, в пятнадцать лет. Мы с Шульцем были уже просто друзьями. Он встретил девушку, женился, у него появился чудесный малыш Никита. Когда приезжала домой, обязательно встречалась с нашей казанской компанией. И если среди всеобщего веселья я сидела с серьезным лицом, Андрей обычно шутил: «Не мешайте, у Максимовой новая «драмроль».
На самом деле «драмролей» у меня давно не было. Поклонники, друзья, не более того. Влюбиться не получалось. Не то чтобы я сравнивала всех с Шульцем, нет, но сердце ни с кем при встрече не екало...
Когда начались съемки клипа к песне «Отпускаю», я узнала, что моим партнером станет актер Денис Никифоров. Мне было все равно, я не видела ни одной его роли. И вот на съемочную площадку пришел мрачный парень в черном капюшоне. Я подумала, как когда-то о Шульце: «Какой-то он странный». Мне казалось, что все актеры должны ходить с голливудскими улыбками.
— Я снимался в «Бое с тенью», — сказал Денис.
— Здорово, — ответила, хотя фильма не видела.
В тот день стоял ужасный холод. Я даже запомнила точную дату нашей встречи: клип мы снимали 06. 06. 06 и в 6 утра. Шел град.
Мне многое не понравилось из того, что сняли, и у меня с режиссером состоялся очень серьезный разговор. Все-таки это клип на мою песню, и мне хотелось бы, чтобы он соответствовал моим взглядам, а не чужим. Я была расстроена, и когда все стали разъезжаться, Денис вдруг подошел ко мне и сказал: «Слушайте, если надумаете что-то переснимать, я приеду».
Потом дома я стала вспоминать его лицо, наши разговоры и внезапно поняла, что он мне интересен...
Некоторые кадры клипа все-таки решили переснять, и я снова встретила Дениса. Снимали сцену возле мотоциклов, команда вдалеке, мы одни. По сценарию Денис должен был попросить мой номер телефона. Он говорит:
— Давай, диктуй.
— Да-да, да-да, да-да, -просто открываю я рот.
— Ты нормальный телефон диктуй!
А все уже сняли, и режиссер идет в нашу сторону.
— Быстрей давай!
И я продиктовала свой номер.
Денис позвонил через несколько дней, спросил, как дела, не собираются ли еще раз переснимать. Мы встретились, посидели в кафе. И я поняла, что влюбилась.
Денис был свободолюбивым. Я тоже свободолюбивая. Но почему-то рядом с Денисом я не чувствовала себя лидером. Есть такой тип людей: они говорят и их слова не подвергаются никакому сомнению. Как сказал, так и будет. Когда между нами была лишь дружба, мне это нравилось. Но потом...
Наш роман напоминал поединок кролика и удава. Кроликом, естественно, была я. Денис мог внезапно появиться и так же внезапно исчезнуть. Я не задавала лишних вопросов. Во-первых, не любитель выяснять отношения, во-вторых, зная его честность, понимала, что он легко может сказать то, что мне не понравится, а я этого боялась. Никифоров никогда не был обделен женским вниманием.
Мы встречались почти год. Денис приходил, точнее, сваливался как снег на голову. Он знал, что я всегда его жду. Я себя за это ненавидела. «Какая ты дура, больше так не будет!» — говорила себе. Но проходил день-два, и я начинала скучать.
Денис уехал за границу на съемки фильма «Бой с тенью-2». И когда вернулся, я наконец задала обычный женский вопрос: — Вообще-то я тебе кто? Он сказал:
— А ты у меня одна.
Мне стало обидно: почему одна? Других нет, поэтому ты со мной? Потом я поняла, что одна — значит единственная. Но тогда восприняла эту фразу в штыки, и когда он пришел в очередной раз, набралась храбрости и заявила прямо в дверях:
— Я не одна.
Думаю, он не поверил. Просто понял, что мне такие отношения больше не нужны, сказал:
— Ты лучшее, что было у меня в жизни, — и ушел.
Мы остались друзьями. Можем созвониться, спросить, как дела, с чем-то поздравить. Я знаю, что он сохранил ко мне какую-то нежность, и у меня к нему отношение как к настоящему мужчине, каких мало. Песню «Научусь летать» я написала во время романа с Денисом, он пристрастил меня к парашютному спорту. Думаю, что увлеклась этим всерьез и надолго.
Я снова осталась в гордом одиночестве. Не могу сказать, что сильно переживала, на это не было ни времени, ни сил. У меня началась сумасшедшая гастрольная жизнь: бесконечные перелеты, интервью, по несколько выступлений в день.
Помню свой первый тур. Мне он показался адом. Никто не объяснил, что такое гастрольный быт, какие таблетки взять с собой, что обязательно нужны теплые носки и пояс, чтобы закрывать спину. Меня постоянно продувало, все болело, начались эмоциональные срывы. Я долгое время не знала, как с собой совладать. Звонила в офис и просила: «Увольте меня!»
Жила между самолетами. Прилетаешь, три часа спишь, и снова в небо. И когда звенит будильник, открываешь глаза и понимаешь, что физически не можешь встать, из глаз льются слезы от тупого бессилия. Но надо ехать, петь без фонограммы.
Как-то на одном из моих первых концертов организаторы мероприятия что-то перепутали в программе. Шел ливень, я стою на другом конце спортивной арены и вдруг слышу — объявляют: «Марина Максимова». И я побежала. Если бы за этот забег давали медали, я бы наверняка получила «золото». Забралась на сцену на четвереньках, вся мокрая, грязная, хватаюсь за стойку микрофона, она начинает падать, я ее ловлю и в позе Элвиса Пресли вступаю на середине фразы... С тех пор дала себе слово: пою только вживую.
В общем, к первым гастролям я оказалась не готова. В каком-то городе прямо на сцене чуть не упала, сказалось переутомление. Меня подхватили музыканты и на «скорой» увезли в больницу с приступом гастрита. Скандал был ужасный. Мак8им сорвала концерт! Но, слава богу, в компании отнеслись к этому спокойно Сейчас, конечно, все изменилось. У меня есть менеджер, который отвечает за быт во время турне. И гастрольный график уже не такой напряженный. Могу прилететь, чуть-чуть поспать и вечером пойти куда-то, в кино например.
Но еще не все получается так, как хочу. Своим сольным концертом в «Олимпийском» я, как минимум, недовольна. Его ставил, наверное, хороший режиссер, но ему было совершенно не интересно, что я за певица. У меня большой оркестр: духовые инструменты, скрипки. Мы репетировали и днем и ночью. В итоге музыкантов просто распихали по углам в темноту, их вообще не было видно. Мне сделали кудри, как в самом начале моей карьеры, даже запретили говорить зрителям «спасибо». Все строго по сценарию. Я стала пешкой в совершенно чужой игре. Ощущение отвратительное. Чувствовала, что от меня зал не «прет». А это ни много ни мало — пятнадцать тысяч человек! Они хотели увидеть ту МакSим, которую знают. А получили безликий режиссерский продукт.
После концерта меня спрашивали: «Что вы чувствовали, когда собрали «Олимпийский»?» Что чувствовала? Я в гримерке закрылась и не хотела ни с кем разговаривать. У меня было ощущение, будто по лицу прошлись грязной тряпкой. А когда пришла домой, первое, что сделала, — взяла ножницы и остригла эти дурацкие кудри. Не хочу больше быть Мальвиной!
Я поняла, что лучше все делать самостоятельно. Постановщикам не интересно, что ты за артист. Они каждого пытаются подогнать под стандарт.
Придет время, и я обязательно сделаю свой настоящий концерт. И уже никого к нему не подпущу. Потому что на сцене должен быть не исполнитель с придуманным кем-то имиджем, а личность. Это очень важно для меня.
Хочу двигаться и развиваться дальше. Чтобы могла сказать себе: «Я — профессионал». Работать честно, как когда-то научили меня Миша Кормишин, Шульц и другие казанские музыканты. Их похвала — самая большая радость.
Конечно, как и любому артисту, мне важно и признание зрителей. Вот недавно получила премии Муз-ТВ в трех категориях: «Лучшая исполнительница», «Лучшая песня» и «Лучший альбом». Не скрою, была рада. Меня иногда даже распирает от гордости, что я всего добилась сама и честно. Но ведь так и есть. Я никого не предавала, не шла по головам, не поступалась принципами. И мне приятно, что у меня в биографии нет темных пятен. Но почему-то журналистам это не дает покоя.
Вот Андрей Малахов, неглупый человек, в одной из своих передач взял и выдал чудовищную чушь: мол, в восемь лет певицу МакSим изнасиловал приятель и теперь выплачивает ей алименты. Мама в слезах звонила: «Что они несут!» Она помнит этого замечательного мальчика. К сожалению, его уже нет в живых, он погиб еще в детстве.
Возник этот бред из ка¬кой-то газетной статьи, где я рассказывала о том, как в восьмилетнем возрасте отдыхала с родителями на спортивной базе и мне там понравился мальчик. Мы с ребятами играли в войнушку, я не знала, как выразить свои чувства, и все время его била. Вот и все наши физические отношения.
Но Малахов, когда я потребовала извинений, вместо того чтобы признать по-мужски: «Я был не прав», начал разговор со странного вопроса:
— МакSим, вы вообще что-нибудь читаете?
— Читаю книжки, — говорю, — и вам советую.
Он в ответ:
— Мы передаем в эфир информацию, которая есть в Интернете.
— Если вы профессионал, то должны проверять информацию. Особенно такую.
Но Малахов так и не извинился. Он потом через кого-то передал, что имидж не позволяет ему это делать.Сложно все в гламурном мире. Честно говоря, такая жизнь мне не по душе. Нужно быть проще и относиться к себе с юмором, жить весело.
Что я, собственно, и делаю Например, могу с друзьями идти по улице, вскочить на какую-нибудь скамейку и запеть в полный голос.
Недавно вот гуляли с подругой в парке, потом решили покататься на метро. А по дороге увидели девушку, ведущую на поводу лошадь. Девушка предложила нас подвезти до метро. Понятно, мы согласились! Люди, которые меня видели, наверняка не поверили глазам, решили, что у них обман зрения.
Здорово было! Вот только менеджеры, занимающиеся мной в «Гала Рекордз», скорее всего, попросят больше таких экстравагантных поступков не совершать. Они советуют мне жить красиво. Хорошие рестораны, роскошные дома. Но это все не по мне. Как и квартира, которую я сейчас снимаю. Очень просторная и пафосная. Мне бы что-нибудь попроще. Недавно купила небольшую квартирку на севере столицы. Там я все сделаю как мне нравится и жить буду в ней, возможно, уже не одна...
Он не продюсер, не банкир и не олигарх. Он — музыкант, и поэтому я дала ему прозвище Рок-н-ролл. Мне кажется, я не ошиблась в выборе псевдонима. Уж очень это неординарный и яркий человек.
Однажды я устроила своим музыкантам головомойку, что, мол, не так играли, плохо. Атмосфера накалилась. А на концерте как раз был Алексей, с которым мы тогда были знакомы от силы три дня. Вот он мне и говорит: «Кто-то сейчас по заднице получит».
Все расхохотались, я, конечно, тоже. Мир был восстановлен.
Потом я простудилась и очень плохо спела. Переживала, музыканты меня успокаивали. Когда ужинали в кафе, Алексей тоже был с нами и вдруг куда-то исчез. Возвращается, в руке — войлочный банный колпак. «Тебе только в бане петь, я тебя полюбил, я тебя научу», — сказал он и напялил мне его на голову.
Алексей не злой. Просто не может назвать белое черным и наоборот. И я это очень ценю, мне иногда нужна такая веселая критика.Такой вот у меня опять «странный парень». Но другие мне совсем неинтересны. С ними скучно. Алексей же мудрый, хотя старше меня всего на три года.
Нам с Рок-н-роллом так хорошо вместе, так весело, что хочется поделиться этим еще с кем-то. Алексей говорит, что нам явно не хватает малыша. Я согласна.
И ничего, что я еще очень молода и в самом начале пути. Дети карьере не помеха. Наоборот. Если обо мне завтра забудут — не беда. У меня будет семья, ребенок. Быть популярной — не самоцель. Уйду назад, в толпу — в кабак или в переход, мне не привыкать. Главное, что я буду заниматься музыкой и со мной будут люди, которых я люблю.
(цэ) караван историй
такая вот "простая" девушка-прожект....