...И вот приходит любовь
И моментально исчезает прошлое
То есть оно вдруг кажется не важным
И ты это прошлое вдруг любишь, потому что если бы его не было, то не было бы и удивительного сейчас
И ты еще серьезно не задумываешься о будущем
У тебя появляется та редкая возможность, о которой все время говорят мудрецы:
Пожить Здесь и Сейчас
Любовь сравнивают с полетом. Полеты бывают разные.
Бывают реактивные, беспокойные с истеричным маханием крыльями и сотрясением воздуха. Попытками ориентироваться в пространстве.
Еще полеты бывают обреченные. Это когда сложить крылья и рухнуть вниз. Навсегда. Именно от таких предостерегают мудрые мамы, печальные папы и уверенные подруги. Но кто же к ним прслушивается, когда любит?
А еще есть – парение. Тихое, спокойное, уверенное и зоркое.
Парение не орла, скорее даже дельтапланериста. Все что у него есть – это фотоаппарат. Но и о нем он забывает, завороженный ровной красотой большого леса, в котором вон, притаилось маленькое озеро. И верхушки деревьев радостно приветствуют пилота колыханием. И ветер целует его лицо. И где-то на морской глади он замечает одинокий парус. И он, со своей высоты, чувствует невероятную близость с этим моряком. Таким же, удачливым парнем, который и сам радуется, что вот так вдруг в будний день решился выйти в море, оставив городскую суету и мобильный телефон.
дальше....У них еще не было первой ночи, не было даже первого поцелуя. Был только вечер в большой комапнии в гостях. И это знакомство. И внезапно возникшая симпатия. И он что-то рассказывал друзьям о летнем походе. Рассказывал остроумно, друзья смеялись. И она, вместе с девушками, возилась с салатами, и ставя блюда на стол перекидывалась с ним фразами. И он отвечал, и ловко освобождал пространство на столе, чтобы ей было куда поставить тарелку.
Между ними еще нет любви. Они еще с кем-то быть может встречаются. Но у них уже есть совместное прошлое – вот этот вот вечер у общих друзей.
То есть личное прошлое у них исчезает, а совместное появляется.
И к этому вот вечеру, в конце которого он, пригласил ее на свидание, они обречены возвращаться потом много и часто, еще и еще раз повторяя с удовольствием друг другу, кто кого первым заметил, кто что говорил, и что в ответ почувствовал другой. Они будут рассказывать это своим детям так часто, что дети эту историю будут знать уже наизусть. И уже будут чураться, когда родители опять заведут свою песню, что звучала тогда. И это прекрасно.
А может быть ничего этого не будет. Может быть они разобьются на каком -нибудь автобане, или умрут в пятьдесят лет от рака. А может быть все случится как у всех, и жизнь будет подбрасывать их как шарики в телелотерее, то давая, то отбирая, то обнадеживая. В их истории бессчетное количество финалов.
Но вот это вот самое прошлое уже было в их жизни. И будут еще много других моментов, которые сейчас пока настоящее. И эти мгновения никто не сможет отнять у них.
Сейчас она интуитивно понимает, правда потом наверняка забудет, что главное в жизни не сколько лет она проживет, а сколько в этой жизни будет у нее таких вот дней и ночей.
А он впервые в жизни начинает сочинять стихи и внимательно читает в интернете все что написано о любви. Ему важно подтверждение, что вот кто-то тоже владеет или владел этой удивительной способностью чувствовать мир так мощно, так нежно, так отчетливо, как чувствует он сейчас. Он натыкается на древние слова апостола Павла к коринфянам:
"Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
А теперь пребывают эти три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.”
Он и понятия не имеет ни кто такие коринфяне, ни что такое кимвал, да и не нужно это ему. Он просто пропускает эти слова через себя и радуется совпадениям: “Да- да! Не завидует! Не гордится! Всему верит! Никогда не перестанет! Но Любовь – больше!"
Потом он пишет ей о своих открытиях в письме.
Она читает его в загорающем на коленях лаптопе. Но ей важно не столько содержание, сколько сам факт письма, того что он о ней вспомнил в то же самый момент, когда она думала о нем.
Они между собой называют это «волшебная телепатия». Как и все любовники планеты.
Но прежде был первый поцелуй.
В общем-то с него все и начинается. Это очень ответственно.
Они, конечно, целовались и прежде, все-таки им не по четырнадцать лет. И это было по-разному, но вот сейчас, прямо сейчас, они немного побаиваются. Противостоять желанию - нет сил, но вдруг
Не совпадут ритмы?
Кто-то кого-то укусит?
Будет робким?
Или, наоборот, покажется черезчур опытным?
Но ничего этого не произойдет. Страхи напрасны. Все случится как нужно.
И их уже не разлучить ни ливнем, ни палящим солнцем, ни толпой в метро, ни гудением клаксонов в автомобильной пробке.
Когда все кинотеатры исследованы, дождливым вечером, дома, они показывают друг другу свои любимые фильмы. Оба удивляются: как же так случилось, что они не видели их раньше, по отдельности?
Они радуются, когда их продавщицы, официанты или случайные городские собеседники называют мужем и женой.
Но совершенно иные чувства играют с ними, когда однажды ее подруга просит понянчиться с ее дочкой несколько часов, пока та сдает экзамен. Они втроем гуляют по парку: Он, Она и маленькая чужая девочка. Он выпрямил спину и и как-то сразу стал молчаливее и спокойнее. Он играл с малышкой и учил ее ровно так, как это делал его отец. И ловил себя на мысли, что ему это невероятно нравится. Она тайком отворачивалась, чтобы смахнуть слезу. Скрещивала указательный и средний пальцы и загадывала желание.
А своим безымянным пальцам они дали имена. Посчитали, что как-то несправедливо, что они – безымянные. Он назвал свой ее именем, она своему дала его прозвище. У них появляется потребность в новых и новых именах друг для друга.
Она протягивает ему второй наушник, что бы он тоже слышал эту музыку. И шум моторв, внутри прогулочного кораблика.
Он где-то откопал альбом с клипами Криса Айзека и это диск теперь они слушают и смотрят чаще всего. Когда он готовит. Когда она меняет лампочку, когда он пылесосит, а она чинит копьютер, когда они долго не засыпают и когда просыпаются.
У них появляются традиции и свои места.
Они открывают парадоксы юмора и смеются над тем, мимо чего раньше спокойно проходили. Потому что теперь они сообщники.
А еще они смеются над собой и друг над другом. Любведь ведь допускает самоиронию. И в этом-то ее и отличие от Надежды и Веры.
И вот первая разлука. И дожди. И появившиеся опять друзья, когда-то оставленные на время за ненадобностью. С ними уже не так интересно. И она тоже идет с ними в поход. А вернувшись посылает ему в страну командировки свою фотографию, где она спит в спальном мешке.
И он там далеко умиляется и переживает, как бы ей не было жестко на твердой земле, без подушки.
Летят навстречу друг другу сотни тысяч печатных букв и знаков препинания. Слова меняются. Сначала это просто «скучаю», потом «как же тебя не хватает», потом уже серьезней: «не могу без тебя».
И вот он возвращается и происходит то, что люди неуклюже называют так: «занимаются любвью».
И в их случае это похоже на обед в японском ресторане. Поели, а через час уже опять хочется.
Она идет по мосту через реку своего города. Река шире чем Сена, Москва-река, Темза и уж тем более Тибр. Просто в ней не так много топили наложниц королей, не переправлялись с боями батальоны на другой берег... Ее город тихий и красивый, находится вдалеке от важных мировых путей.
У нее в руке бумажный стаканчик с какао и руке тепло.
Он проезжает мимо на машине и смотрит - смотрит. Не останавливается. Потму что хочет навсегда запомнить ее такой. И эту ее улыбку, которая и улыбка и гримаса одновременно. Потому что ветер с реки дует ей прямо в лицо, треплет волосы и заставляет щурится.
Медленно, одну за другой , он исследует подушечки пальцев на ее правой руке. «Вот это и есть Любвь», - думает она.
На пляже она фотографирует закат. Потом, конечно, эти снимки не сохранятся, их слишком много и они все одинаковые, но сейчас, сейчас она щелкает делает кадр за кадром. Закат и он. В связанном ею шарфе.
А вот эта фотграфия останется: как торжественно хоронили в песке пластмассового солдатика со сломанным ружьем.
А потом однажды утром она перестает отвечать на звонки. Час, три, полдня, целый вечер. И он думает разное, но самая главная мысль: «Что я сделал не так?». И он загадывает: сейчас проедет десять белых машин и она перезвонит. Или: я выключу и включу телефон, и она перзвонит. Или: если в том магазине все еще стоит тот манекен, то все будет хорошо.
А и вправду все хорошо. Она забыла телефон в парикмахерской, а потом была еще в трех местах, и в обратном порядке обходила их все, в поисках пропажи. Зато уж, когда они встретились, их было не оторвать друг от друга. И, когда она уснула, он еще долго-долго ерошит ее, теперь короткие волосы. Почти ежик.
Еще она иногда сомневается: «Если он такой замечательный, то как он смог влюбиться в такую как я?»
А он думает: «Она удивительна! Даже не потому, что полюбила меня. А потому что полюбила меня такого».
Они оба, внутри себя чуть пугаются, но все же больше радуются такому вниманию. Это с непривычки.
Эти любовники приходят в восторг от каждой новой находки друг в друге. Ее костяной гребешок. Его тяжелая зажигалка. Ее плюшевый мишка. Его старые бутсы. Ее привычка потягиваться не открывая глаз. Как он чешет несуществующую бороду, когда волнуется.
Ночь без него. Она дома одна и наконец-то осознает в чем дело. Она понимает, что такое с ней впервые.
Такое, когда не она любит человека, а человек просто рад ей, но весь в себе. И в трубку холодно говорит: «Перезвоню». И презванивает через неделю.
И не так, как когда любят ее. А она в это время обвиняет себя, что разучилась любить, что как-то потеряла способность чувсвовать страсть. И почему она ее не испытывает к этому прекрасному человеку?
Нет-нет, сейчас она сжимает радостно кулачки и смотрит в окно в небо. Она поняла, что на этот раз все одинаково. Чаши весов в равновесии, как у той скульптуры с завязанными глазами, изображающей кажется Фемиду. Понимает, что никто не любит больше или меньше.
И что, оказывается, так бывает.
Она зажмуривается и вскрикивает как-то так радостно, как зверек.
А потом набирает его номер и звонит, просто так, чтобы пошуметь в его кармане.
originalalex-dubas.livejournal.com/44560.html
...не моё.......